ВСЕ НАШИ МИСС: российская красавица 60/70-х: ГАЛИНА МИЛОВСКАЯ ( 2 )

часть 2
Хуже оказалось с другим "идеологически сомнительным" журналом "L'Espresso Colore" (Италия), в котором в конце декабря того же 1969 года расписанную цветами по лицу и телу Миловскую поместили аж на обложку. И где-то в районе груди красовался заголовок запрещённой в СССР поэмы Твардовского "По праву памяти", ради конъюнктуры названной "Над прахом Сталина". Автором серии фото был уже известный фотожурналист Кайо Гарруба, откомандированный своим агентством "Magnum Photos" в Москву для репортажа о художественной жизни столицы. По воспоминаниям Галины, итальянец сам придумал идею акции с боди-артом и позвал на неё знакомую девушку, а та в свою очередь подключила к ней Анатолия Брусиловского. Брусиловский был известен своими концептуальными вечерами, проводившимися в его просторной мастерской. С ярким антуражем, с приглашением "продвинутых" людей из столичного мира искусства и моды, иностранных гостей и журналистов. Одушевлённым полотном для творчества Брусиловского и ещё одного художника Виктора Щапова на сей раз стала Галина, работала бесплатно, просто из желания поучаствовать в необыкновенном эксперименте. Было ярко, весело, шумно. Гости танцевали под ритмы рока, а поймавший вдохновение Гарруба сделал много кадров. Получилось живописно и сенсационно, что и требовалось западным издателям. Право на публикацию снимков купил "L'Espresso". После доклада посла в Италии об "антисоветской публикации" все стрелы полетели в писателя Твардовского. Пострадал и Гарруба, попавший в чёрные списки неблагонадёжных журналистов. Скандал с манекенщицей Галей разразился лишь спустя месяцы, когда его, казалось, и не ждали. В номере за июль 1970 года журнала "Америка" были перепечатаны снимки из прошлогоднего "Vogue" в чёрно-белой версии, а злополучное фото на брусчатке возле Кремля сделали "лицом" трёхстраничной статьи "Галя в американских нарядах" (4 фото + немного текста). Штатовский журнал на русском языке хоть и формально завозился во все крупные города Союза в рамках культурного обмена, в обычных газетных киосках его можно было купить разве что в Москве. В основном же расходился "из-под прилавка" или продавался в учреждениях по месту службы номенклатуры. И воспринимался ею с подозрительностью, в любой его статье партработники могли увидеть завуалированный идеологический выпад против советской системы. Например, в выбоинах на тротуаре и разбитом бордюре "деревянной" Москвы, где снимали Галину (совсем рядом с её домом на Самотёке). Тем более, на другой фотографии из "Вога" они сразу заметили и "развязную" позу простой русской девушки, и "неподобающее" расположение сакральных портретов, к которым та как бы демонстративно развернулась спиной. И незамедлительно доложили "куда следует". Никого не волновали обстоятельства этой съёмки, весь гнев обрушился на бедную Галю, которую в сопровождении шокированной начальницы отвезли "на ковёр" в огромный кабинет заместителя министра лёгкой промышленности СССР. И тот отчитал манекенщицу за "позорящий" проступок. - Мы не придали значения, что там, ближе к Васильевскому спуску, были сложены портреты пролетарских вождей и транспаранты - съемки проходили на следующий день после демонстрации, посвященной Дню Победы, так что в глазах блюстителей идеологической чистоты получилась чуть ли не антисоветчина. Ясно, что "замысла" тут не было, но, как это часто бывает, требовался стрелочник, и я получила строгое предупреждение... В действительности вину за произошедшее должен был взять на себя редактор Агентства печати "Новости", неотступно контролировавший всю фотосессию. Именно эта организация заключала договор на съёмки, и ей было перечислено 500 долларов за агентские услуги. Тогда как Миловской заплатили всего 20 рублей. Даже десятилетия спустя она крайне неохотно вспоминает те события. По её полу-намёкам один журналист сделал предположение, что она побывала на тяжёлом многочасовом допросе на Лубянке. Скандал привёл к тому, что ей отныне запрещались всякие контакты с западными журналами, фотографами и агентствами, на карьере "best fashion model of the USSR" можно было ставить крест. В лицо ей этого не заявляли, но она узнавала от знакомых людей, что предложения о работе поступали в ТАСС и АПН неоднократно, и каждый раз из Москвы отправлялся одинаковый ответ "Мисс Миловская слишком занята на данный момент". Не помогали даже посулы больших денег. Французский "Elle" был готов выложить 3000 долларов за недельное приглашение Галины в Париж. Очень серьёзные деньги, в переводе на курс чёрного рынка это тогда составляло 10 годовых зарплат советской манекенщицы. Ещё больше предлагала Айлин Форд, мечтавшая заполучить русскую девушку хотя бы на месяц. Настолько огромное впечатление произвело на американку качество работы в "Воге", где Миловская предстала, как модель-актриса, выразительная в каждом образе. Настырная и находчивая миссис Форд предпринимала попытку за попыткой, даже сумела достать официальное приглашение, подписанное чуть не самим президентом Никсоном и переправить его в Москву. Но и это не помогло... Проблемы с карьерой были далеко не единственными в том году, и не самыми страшными. Её муж боролся с раком, Галина ухаживала за ним на протяжении долгого времени. Сергей Миловский умер в январе 1971 года, на могиле любимого мужа она поставила дорогой памятник. Детей у пары не было, дома они держали маленькую собаку-дворняжку Мини, часто упоминавшуюся в иностранных статьях. Она просыпалась в семь утра и будила хозяев. Оставшись одна, Галина переехала в однокомнатную квартиру, тоже где-то близко к центру Москвы, возле Кутузовского проспекта и "брежневского" дома №26. Долгое нервное напряжение сказалось на её здоровье, сбои в организме она почувствовала во время гастрольных показов в Тбилиси. Она попала в больницу, то ли с нервным срывом, то ли с щитовидной железой, точно неизвестно.
Миловская ещё при жизни мужа часто бывала в общих компаниях с диссидентами и нелояльными к советской власти евреями из творческой среды. Слушала их разговоры, однако сама не разделяла их идей, оставаясь патриотом СССР. Но попав в сложную ситуацию, задумалась об эмиграции. - В этом не было никакой политики. Я никогда не задумывалась о марксизме или капитализме и не хотела, чтобы в моём отъезде видели антисоветизм. Я не хотела участвовать в этой борьбе, добиваться побед над системой, не хотела достигать никакой известности или внутреннего удовлетворения таким способом. Однажды я была с друзьями, которые планировали эмигрировать. Я вернулась домой и поставила на весы моё будущее - и я вдруг чётко увидела то, что моё сердце подсказывало мне на протяжении года. Что я буду проводить все оставшиеся в моей жизни дни в одной и той же рутине, смотреть на вечно ищущую привилегии творческую богему, а потом выйду на пенсию. Одно и то же изо дня в день - репетиции, съёмки, показы мод. Я знала, что никогда не буду голодать, но я также знала, что я бы никогда не достигла большего. Настало время уехать туда, где я смогла бы отдать то, что я имею - энергию, энтузиазм, талант.
В то время уже был подписан договор Брежнева и Никсона, облегчающий эмиграцию из СССР по израильской линии. Оказалось, что лазейки можно было найти даже для Галины, не имеющей родственников-евреев. Самый простой путь состоял в фиктивном браке, но ей не хотелось портить свою модельную анкету статусом даже такой условной жены. Был и второй путь, на него и была сделана ставка. Помогал ей в этом упомянутый ранее художник-нонконформист Брусиловский, бывший одессит. Замысел сводился к тому, что у отца Галины как бы обнаруживался ещё один брак с женщиной-еврейкой. Девушке пришлось выложить крупную сумму, чтобы у неё объявились "родственники мачехи" в Израиле и сделали необходимый запрос о репатриации. Галина ушла с работы, это было одним из необходимых условий. План сработал, оставалось лишь дождаться визы на выезд из СССР. Все мысли и силы были сосредоточены на предстоящем отъезде. Лишь сейчас она осознала, насколько это серьёзное решение, неизбежно связанное с отказом от советского гражданства. Что превращало людей в "персон нон грата", лишало их возможности приезжать в родные места, увидеться с ближайшими родственниками, сходить на могилу дорогого человека. В то время она очень сблизилась с матерью, которая прежде представлялась ей человеком старой формации, жила обособленной жизнью. Суеверная мама смирилась с предстоящей разлукой, решив, что это судьба. Она вспомнила, как после рождения девочки ей приснился сон, что дочь будет путешествовать по миру, станет известной. И её очень ободряли звонки Айлин Форд, которая убеждала, что Галину за рубежом ждёт блестящее будущее, хорошие заработки, благоустроенный современный быт. Пять месяцев томительного ожидания, за которые девушка ещё сильнее похудела, и вот наконец настал момент отъезда. - Было воскресенье 14 апреля 1974 года, праздник Пасхи. Мы с родственниками отметили Пасху, поели кулича и спустились во двор. В такси сели я, моя мама и племянница. Мама всю дорогу держала меня за руку. Нас привезли в аэропорт. Мама была православной верующей, благословила меня, попросила не забывать семью. Она понимала, почему я покидаю её, но не знала, увидимся ли мы снова. Она лишь перекрестила меня на дорогу "С Богом!" - "Прощай, мама!" Чрезвычайно трогательный момент, до слёз.
В дорогу Галя взяла два чемодана вещей и две связанные шпагатом картонные коробки. В них находились русские сувениры (резные шахматы, матрёшки, плиточный шоколад...) и совсем немного одежды. Две свои шубы Миловская продала перед отъездом, для больной 64-летней матери эти деньги были совсем не лишними. Транзитными пунктами для эмигрантов были Вена и Рим, где их устраивали в номерах дешёвых гостиниц. После чего одни уезжали в Израиль, другие в США. Но девушке повезло, и в итальянской столице её приютила у себя и помогала чем могла Алла (наполовину полька, наполовину русская), жена Кайо Гаррубы. Ещё не отошедшая от стрессов, Галина вдобавок была опечалена сообщением, что её любимая собака умерла от тоски по хозяйке, почти сразу после отъезда. Но вместо передышки, акклиматизации в новой обстановке, манекенщица-эмигрантка по плану А.Форд сразу взялась за работу. Первым делом отправилась на курортный остров Капри, где в апреле проходил конкурс моделей. Он назывался "Model of the Year" и проводился в начале 70-х годов, как составная часть фестиваля моды. Вся эта буржуазная среда и публика повергли советскую девушку в шок. Среди 20 участниц из 15 стран она, что не удивительно, стала главным объектом внимания для прессы. И оказалась не готова к натиску журналистов, задававших одинаковые вопросы на околополитическую тематику, перечислявших все избитые штампы о СССР и ждавших сенсационных ответов. "Солженицын моды", только этого дурацкого титула ей и не хватало, учитывая и без того незавидное положение её матери в Союзе. Это окончательно выбило Миловскую из колеи, и она не смогла продемонстрировать ничего из своих модельных козырей. Пресса отмечала, что русская конкурсантка недостаточно хорошо накрашена и причёсана. Победила тогда датчанка Вибеке Траульсен, в тройке призёров также американка и голландка. Вернувшись в Рим, Галина - по сообщениям прессы - ожидала получения визы в США, где её ждал некий "бойфренд", нейрохирург по профессии, тоже эмигрировавший по "израильской повестке" несколько месяцев назад. Ну и конечно - подписания контракта с "Форд Моделс". Но с американкой что-то не заладилось, та вдруг решила, что русской модели будет очень сложно адаптироваться в Нью-Йорке. Возможно, агентшу шокировали прямолинейные неполиткорректные высказывания девушки из-за "железного занавеса" о западном модельном бизнесе, опубликованные в британской газете. Явно не те, какие Форд желала бы услышать. "Мои первые впечатления от Запада: пошлость фотографов, хамство моделей, которые согласны позировать обнажёнными, отсутствие глубины в человеческих отношениях. Здесь все пытаются заработать на своём соседе. Это что-то безнадёжное." Также Галина призналась, что испытывает ностальгию по Родине. Ситуацией воспользовалась англичанка Валери Аскью - руководительница крупного лондонского агентства "Askew", имевшего филиал в Италии, и вместо Нью-Йорка Миловская отправилась в Лондон. Там ей предложили хорошую работу на британский "Vogue", где каждый месяц, с ноября 1974 по март 1975 года она появлялась в эдиториалах с модной одеждой. Пиком заграничной карьеры стала обложка за февраль 1975 года с Галей, снятая фотографом Оливьеро Тоскани. Россиянка позировала в цветастом крепдешиновом платье на размытом фоне. Разумеется, на родине героини об этом не узнали и нигде не сообщали. Да и знать по большому счёту не хотели. Даже её родным сёстрам никогда не было интересно то, что она делала для какого-то "Вога". Об особом положении этого журнала в мире моды, о престижности его обложек для моделей у нас узнали только 20 лет спустя. Но даже тогда ничего не было известно об этом в своём роде историческом факте. Я, например, полагал, что первой Vogue's cover-girl родом из бывшего СССР, была Людмила Исаева в 1990 году. Иностранные знатоки отрасли также были недостаточно информированы об обложках 70 годов, они почему-то решили, что то изображение принадлежит Джейн Годдард / Jane Goddard, также снимавшейся для британского издания. Всё дело в том, что в те годы имена-фамилии моделей указывали не во всех журналах, и в эпоху Интернета идентифицировать их личности пришлось вприкидку на глаз.
В 1975 году Галя покинула Англию и оказалась в Париже, где по приглашению модельного агентства "Euro Planning" показывалась местным фотографам. Согласно русской эмигрантской прессе 80-х годов, её переезд был обусловлен непродлением вида на жительство, такие же проблемы она потом имела и во Франции. Приятельница из Москвы, бывшая замужем за французом, как-то раз позвала её в гости. - Парижанин по имени Жан-Поль тоже пришёл к ним на ужин, поскольку он был другом мужа этой девушки. Он что-то говорил о Китае по-французски - только что вернулся оттуда. Я не понимала французскую речь, но мне было интересно его слушать. Я почувствовала, что с этим человеком мне было бы интересно. Мы пообщались, пошутили, и вдруг он сказал мне: "Пойдём завтра и поженимся". Это было то, что на французском называется coup de foudre, а на русском - любовь с первого взгляда. Я раздумывала всего несколько часов и дала согласие. На следующее утро я отправилась в префектуру. "Куда ты идёшь?", спросила подруга. - "Выхожу замуж". В префектуре ей для начала посоветовали оформить документы, пришлось возвращаться в Лондон, улаживать дела, паковать вещи, которые уместились в 2 чемодана. После официальной регистрации брака событие отметили в хорошем парижском ресторане в небольшом дружеском кругу. Жан-Поль Дессертин оказался не просто импозантным 37-летним французом, а выпускником элитарного политологического института, крупным банковским менеджером. Регулярно ездил в коммунистические страны, такие как Китай и СССР. К профессии жены относился с насмешкой. Через два или три года ей пришлось оставить эту работу, где она успела, среди прочего, отметиться обложкой французского еженедельника "Intimite de foyer". Впрочем, Галя и не протестовала. Ей уже перевалило за 30 лет, а главное, за границей она увидела для себя возможности профессионального роста в других сферах. Она поступила на языковые курсы, её английский в Париже был практически бесполезен, мало кто говорил на нём. Попытки стать актрисой ни к чему не привели, но зато она стала студенткой факультета в Сорбонне, увлечённо изучая кинематографию и аудиовизуальные искусства. Смотрела по 5 фильмов в день. Её дипломной режиссёрской работой в 1981 году стала неплохая короткометражка, после которой Галя поняла, что сама способна создавать картины в этом жанре. Затем была стажировка в Лос-Анджелесе в Институте кино. Лучшей работой Миловской-Дессертин считается документальный фильм "Эти безумные русские", показанный в одной из программ Венецианского кинофестиваля в 1985 году и получивший похвальные отзывы критиков. Это был рассказ о 8 художниках-эмигрантах волны 1970 годов. Художественный эффект строился на контрасте сцен из сумбурной жизни эмигрантской богемы с русской классической музыкой. Дальнейшие её работы в сфере кино не получили заметного резонанса. Но она продолжила снимать, по большей части для себя. Постоянно носила небольшую видеокамеру и фиксировала какие-то интересные сценки парижских улиц, общественных заведений.
К счастью, причастность мужа к международным отношениям Франции позволила ей поддерживать связь с родными. Он регулярно ездил в СССР по служебным делам и три раза включал жену в состав делегации. Визу ей выдавали буквально в последнюю минуту. И один раз в 1981 году с огромным трудом удалось организовать поездку матери в Париж. - После возвращения в Москву она рассказывала всем о поездке. Такую жизнь, какая была в Париже, моя мама никогда не могла себе и представить. С началом перестройки возможности свидания с родственниками значительно упростились. Правда, матери к тому времени уже не было в живых. В середине 80-х в семье Дессертинов случилось прибавление, нужно было растить и воспитывать маленькую дочку. В настоящее время дочь уже взрослая женщина 30+, живёт и преподаёт в Марокко, изучает африканскую этнографию. Последние 27 лет Дессертины живут в историческом квартале Парижа Маре / Marais, в просторной квартире 5-этажного дома постройки 17 века. Район кишит "нетрадиционной" публикой и шумными гей-заведениями, но очевидно такое соседство их не смущает.
Несмотря на почтенный возраст, Миловская-Дессертин по-прежнему придерживается активного образа жизни, далёкого о нашего стереотипного представления о "старости", "пенсионерах". В городе для неё постоянно происходит что-то интересное: новые культурные впечатления, посещение вернисажей, театров, кино, художественных аукционов. При этом успевает уделять должное внимание мужу, занимается домашними делами, покупками, комнатными растениями, котом. Очень любит пешие прогулки за городом. Она в целом довольна своей жизнью в эмиграции, хотя и не офранцузилась до конца. - Я не очень похожа на французов. Я тут научилась одеваться, вести себя - это естественно, но мой темперамент другой - русский. Или это просто мой темперамент? Я эмоциональная, прямолинейная, я не люблю лицемерие, демагогию, потому что это пустая трата времени. Хотя я живу здесь уже 45 лет, французы всё еще говорят: "Она русская". Я люблю гулять по Парижу, наблюдать за людьми. Я рада, что живу здесь, это мой дом. Москва тоже близка, но жить там я не хочу, у меня там давно ничего нет. Я довольна своей судьбой, хотя некоторые элементы нарушили мою жизнь. Я была бы рада, если бы было признано моё творчество, мой духовный вклад в работу и моё право на своё место в этом мире.
Возвращение Миловской в российское медийное пространство произошло в середине нулевых, с газетных статей парижских корреспондентов и ТВ-интервью историка моды Александра Васильева. Работавшие с Галей журналисты и телевизионщики удивляются её неистощимой энергии, быстрой походке, стройной фигуре. Несколько раз она сама приезжала в Москву на телевизионные ток-шоу и интервью. В первый раз такие съёмки прошли в декабре 2007 года для "Программы Максимум" НТВ. Её отвезли на Красную площадь и попытались отснять "ремейк" фотосессии на брусчатке. Однако вышло не совсем удачно: немолодую женщину усадили прямо в шубе на мокрые камни, вскоре к ним подошли суровые милиционеры и попросили предъявить документы. Благодаря подобным передачам и статьям нынешняя известность Гали в России намного превосходит то, на что ей можно было рассчитывать в годы её модельной карьеры. Можно сказать, что справедливость восторжествовала, и на Родине наконец-то узнали об успешной соотечественнице, первой "спортсменки-комсомолки-просто красавицы" из СССР с обложки культового журнала мод "Vogue", "топ-модели из-за железного занавеса". Правда, прозвище "советская Твигги" самой Гале-Галине никогда не нравилось, да и встретиться с прославленной британкой по жизни так и не довелось ни в России, ни в Англии. Единственный запланированный визит Твигги в Москву в мае 1968 года был отменён советскими властями.