ВСЕ НАШИ МИСС: российская красавица 30-40-х: ЛЮДМИЛА ФЕДОСЕЕВА ( 1 )

Топ-модели с русскими именами стали отдельной яркой главой мира моды с 1990-х годов. Основой успеха был великолепный набор - рост, внешность, грация, трудолюбие и национальные "изюминки", выделяющие их среди международного калейдоскопа лиц, фигур, манер, присутствующих в этой профессии. Но выясняется, что этот феномен было хорошо известен за границей ещё до Второй мировой войны. Славянское обаяние оказалось очень кстати и для бедных молодых эмигранток из России во Франции, попадавших в царство кутюра, словно с корабля на бал. Тогда ещё не было агентств моделей, "недель", больших гонораров, престижа профессии. Но уже был "Вог," масса других журналов о моде, навязчивая реклама косметики и одежды, "Дома́" с громкими именами и богатая клиентура. Отраслевикам потребовались привлекательные, стройные девушки для показов одежды и съёмок. Уже тогда в Париже начали ценить манекенщиц - не француженок, поскольку местный "материал" часто не вписывался в требования к фигуре и росту. И русские, наряду с красавицами Кавказа, оказались в числе первых. Наиболее заметной и успешной, не только среди соотечественниц-эмигранток, но и по общему мировому счёту, является Людмила Федосеева. Наконец-то можно с точностью сказать, что именно она стала первой "нашей" девушкой на обложке "Vogue".

Людмила появилась на свет в Петрограде 21 апреля 1915 года. Её отец - государственный чиновник, принадлежал к дворянскому роду из Владимирской губернии, по карьерным ступенькам он добрался до тогдашней столицы - Санкт-Петербурга. Мать, терская (северокавказская) казачка из семьи учителя, получила высшее медицинское образование. Тогда это можно было сделать только в столицах, вот таким образом их судьбы и пересеклись. Кроме девочки, они воспитывали сына Алексея (1917 г.р.). Впрочем, родной город вряд ли отложился в её памяти. Вскоре разразилась большевистская революция, замешанная на беспощадной классовой ненависти, следом за тем ещё более кровавая Гражданская война. Семья из привилегированного класса пережила типичные для того времени драмы и потрясения. Федосеевы из разграбленной столицы перебрались в непокорный Крым, где глава семейства примкнул к белогвардейскому движению, а в 1920-м они бежали морским путём за границу, вместе с десятками тысяч вынужденных эмигрантов. Далее было 3 месяца лагерной жизни в Галлиполи, около 2 лет прозябания в турецком Константинополе, и наконец переезд на юг Франции, где Федосеевы осели в 1922-м году. Путь оказался драматическим, при невыясненных обстоятельствах дети потерялись, их поместили в статусе сирот в католический приют где-то на юго-Западе Франции. Родители считали их погибшими, но каким-то чудом Леониду Алексеевичу удалось разыскать Людмилу и Алексея и воссоединить с семьёй в Тулузе. Однако долгие скитания, переживания и тяжёлая работа полностью подорвали его здоровье, и весной 1923 года он умер прямо на рабочем месте, в возрасте 56 лет. Вдова Анастасия Матвеевна (младше супруга на 23 года) в 1925 году вышла замуж за эмигранта-малоросса, и они перебрались в Париж. Новый муж был совладельцем русского ресторана, сама она устроилась частнопрактикующим врачом-стоматологом, а Люда и Алёша были устроены в школы-интернаты с хорошей репутацией. Учёба стоила немало, а по причине нестабильной работы в депрессивные 30-е годы в семье начались финансовые проблемы. И решать их пришлось женщине, пожертвовавшей радостями размеренной семейной жизни ради будущего детей. С 1927 года Анастасия Матвеевна около 7 лет проработала зубным врачом в африканских колониях, где получала в 2 раза больше денег, чем за аналогичную работу во Франции. Муж, дети остались в Париже, видеться с ними удавалось лишь эпизодически в отпуск и в период летних каникул. Людмила отлично училась и по окончании лицея некоторое время раздумывала, какую специальность выбрать для дальнейшего образования. Среди вариантов были хирург-стоматолог, артистка музыкального театра, но в конце концов поступила на филологический факультет университета. Встречается скупая информация, что в 17 лет она вышла замуж за менеджера автомобильной компании "Ситроен" и стала носить его фамилию Букуаран. Исходя из чего, можно сделать вывод, что брак оказался поспешным, поскольку не принёс девушке материальных выгод, а только гражданство Франции, которое значительно упростило ей вступление во взрослую жизнь и всевозможные бюрократические формальности. Все члены семьи были апатридами, или "лицами без гражданства", а мать с братом смогли "натурализоваться" в обычном административном порядке в середине 30-х годов. По другой версии, за Люсьена Букуарана она вышла значительно позднее в 1937 году.

Так или иначе, юная студентка Людмила была стеснена в средствах и бралась за подработки, чтобы иметь наличные хотя бы на мелкие расходы. Как-то раз, предположительно весной 1933 года, она курсировала по Парижу в качестве рассыльного на велосипеде и благодаря случаю попалась на глаза фотографу Хорсту. Тот обратил внимание на девушку, с обескураженным видом сидевшую у стены. Хорст позднее вспоминал: "В 1930-х годах я, как обычно, шёл от улицы Сен-Ромен на левом берегу к тогдашней студии "Vogue" на верхнем этаже большого делового здания на Елисейских полях. Сначала она пришла в эту студию не на моделинг, а чтобы доставить костюм, который я должен был сфотографировать на другой девушке. Она заблудилась, и я предложил свою помощь. Мне повезло, что я увидел её, эту недоверчивую и смущённую русскую девчонку. Мне сразу захотелось задействовать её в качестве модели. Когда я пытался убедить её надеть костюм для теста, она возразила, что у неё плохие руки и лодыжки; но, наконец, она сказала - "хорошо". Вот таким курьёзным оказалось начало её большой карьеры "le mannequin", или по русской лексике прошлого века - манекенщицы. Хотя для того времени и не таким уж удивительным. Немало девушек становились фотомоделями, случайно попавшись на глаза фотографу или сотруднику издательства. По случайным схемам трудоустраивались и в салоны творцов моды. Во Франции без агентств моделей обходились до конца 50-х. Впервые такое агентство-школа появилось в Англии ближе к 30-м годам, а по-настоящему эта сфера услуг заработала в 1946 году по ту сторону океана, благодаря американке Айлин Форд. Во Франции слово "модель" для названия данной профессии не прижилось. "Le modéle" встречается в прессе 1930-40 годов и относится только к позирующим для фото девушкам. В более широком употреблении это слово обозначало штучное дизайнерское платье, выставлявшееся в салоне для продажи эксклюзивному клиенту, а также авторский экземпляр, служивший прототипом для внедрения в массовый рынок. Тогда как "le mannequin" произошло от деревянной фигуры и перешло на "живых манекенов" (mannequins vivants), как на первых порах называли девушек, нанятых для примерок известными портными. К 30-м годам этот род занятий уже приобрёл очертания самостоятельной профессии. В Париже было огромное множество "Домов" высокой моды, и у каждого имелся постоянный штат манекенщиц. Показы устраивали для индивидуальных покупательниц в специальных помещениях-кабинетах. В конце рабочего дня красавиц на пару часов облачали в последние модели одежды и посылали, к примеру на ипподром Лоншан, где их могли увидеть обеспеченные дамы и заказать себе точно такие же наряды и аксессуары. За это доплачивали. Временами представление новинок "Дома" осуществлялось целой коллекцией, и тогда количество зрителей (закупщиков от иностранных универмагов и редакторов модной прессы) составляло десяток и более, а манекенщицы выходили по очереди. При этом фотографировать и делать зарисовки было категорически запрещено из-за опасения, что образцы будут "слизаны" конкурентами. Каждый визитёр был обязан предъявить на входе в зал "паспорт покупателя", с отметками, что он является уполномоченным представителем и внёс залоговую сумму на покупку хотя бы одной модели из коллекции. "Недели моды" в Париже обычно приходились на август и включали лишь по два показа в день, что означало неучастие, либо минимальное участие основных "игроков". Во Франции ставка делалась на дорогой "эксклюзив", а не на "публичность". Более масштабные дефиле, напоминающие современные, с подиумом или без, практиковались по большей части за границей, к примеру, в Англии и США. Французы подбирали девушек по принципу отдельного жанра: одна демонстрировала платья средней длины, другая - ниспадающие вечерние, третья - официальные костюмы, четвёртая - меха ... Также они распределялись по образам - "вамп", "утончённость", "лесная нимфа"..., и имели различные физические параметры, чтобы соответствовать внешнему типу конкретной заказчицы. Что касается съёмок для журналов и реклам, это считалось отдельным видом, не входящим в обязанности "кабинетных" работниц. Хотя если кто-то из них обладал фотогеничностью, выбирался на рекламные съёмки образцов одежды данного кутюрье, это значительно повышало их статус, до "mannequin vedette" (топ-модели). Они освобождались от примерочной работы. Наибольшей удачей для таких девушек считалось подписать контракт с популярным иллюстрированным еженедельником и появляться на его обложках на протяжении нескольких лет. Выбор фотомоделей, как правило, осуществлялся самим фотографом, с одобрения издательского босса. В случае Людмилы Федосеевой, та поначалу была "забракована" издателем "Вога" Конде Настом, которому не понравился короткий нос с толстым кончиком русской девушки. Кроме того, он предпочитал респектабельных европейских или американских "леди", а не каких-то "беженок с калмыцкими глазами". Ему доложили, что Людмила жила с братом на барже, что считалось жильём для бедных. К носу Наст придрался по той причине, что моделей очень часто снимали в профиль или полупрофиль, а по тогдашним французским представлениям, длинные носы не портили внешность, а придавали выразительность. Тем не менее, Хорст продолжил снимать Федосееву и в конце концов смог доказать начальнику, что она очень фотогенична. И даже её короткий вздёрнутый нос смотрелся вполне эстетично, гармонируя с выгнутыми линиями бровей. Он описывал её образ и стиль, как "чувственный, кошачий, ужасно живой, в отличие от холодных, отрешённых сомнабулисток, которые отображали гламур начала тридцатых". Следует пояснить, что Хорст П. Хорст, немец по происхождению, был выдающимся фэшн- и селебрити-фотографом 30-70 годов XX века и сотрудничал с "Vogue" на протяжении всех этих десятилетий. Сам журнал "Вог" издавался в Америке, Париже и Лондоне, и хотя не имел культового ореола, но уже тогда выгодно выделялся среди модной периодики высоким качеством фотографий и толщиной экземпляров (более 100 страниц). Конкуренцию в Америке ему составлял только "Harper's Bazaar", а во Франции - "L'Officiel".

Итак, первокурсница-филолог Ludmilla стала профессиональной моделью Lud. Как отреагировали родители на её решение, история умалчивает. Надо полагать, были категорически против, не для этого её определяли в престижные учебные заведения. Но напористость дочери сыграла свою роль, и им пришлось смириться. Быстро почувствовав, что она попала в свою стихию, девушка бросила университет. Она оказалась редкой универсалкой, одинаково успешно работая и на съёмках, и в Домах моды. Умела выглядеть элегантной и в девичьем платье, и в вечернем, а изобразить "леди", вопреки мнению Конде Наста, для неё не составляло никакого труда. Легко могла поменять цвет волос: ей шло быть как платиновой блондинкой, так и шатенкой (её природный цвет). Первый контракт был подписан осенью 1933 года с Домом модельера Веры Бореа, особо прославившейся в сегменте качественной спортивной и летней одежды. Обычный рабочий день включал 3-4 сеанса дефиле. Манекенщица в облачении должна была грациозно, спокойно, но достаточно быстро пройти мимо клиентки, затем в темпе переодеться и проделать это снова и снова. Если у дамы возникали вопросы по тому или иному пункту, касающемуся платья, костюма, модель разъясняла ей все детали. Причёска, макияж должны были оставаться безупречными до конца дня, грим нельзя было смывать. По всей видимости, Люд справлялась и с самой утомительной стадией "живого манекена" на примерках. Эту работу описала изнутри одна из её парижских современниц: "Достаточно часто случается, что дизайнер Дома, а иногда и сам патрон, который является художником, гением в этой области, вызывает одну из нас, чтобы спроектировать очень особенный, очень новый или очень дорогой туалет. Ткани драпируют, прикалывают, развязывают, перебрасывают и застёгивают на тебе. Стоишь, как вкопанная, затаив дыхание, потому что видишь, как под пальцами этих художников вырастает новая модная линия. С одной стороны, это прекрасно и незабываемо. Но тебе не позволено ничего говорить, ты должна только стоять, стоять, стоять - неподвижно, иногда часами." Другим недостатком этой деятельности были небольшие заработки, как за работу в салоне, так и за фотосессии. Но в чём-то это обстоятельство даже было на руку. Девушки не были связаны жёстким контрактом и могли переходить с одного места на другое, если там предлагали большую заработную плату. Или же моментально всё бросить и выскочить замуж, когда получали предложения руки и сердца от богатых, титулованных поклонников. Однако Людмилу это не беспокоило, она жила сегодняшним днём, не гналась за богатством и легко расставалась с "лишними" деньгами. Утверждалось, что в неё влюбился не кто иной, как сам издательский магнат Конде Наст, тогда уже пожилой мужчина, намеревался жениться, однако получил отказ. В статусе "mannequin vedette" Люд перешла от Бореа к Жану Пату. Потом оказывалась то у Коко Шанель, то у Эльзы Скьяпарелли, и по слухам, не один раз. Легенда о том, как упорно знаменитые женщины боролись за русскую манекенщицу, видимо опиралась на реальные факты, хотя и обрастала домыслами, вроде кратного увеличения денежного вознаграждения. Её непривычные для французского стандарта черты лица были симпатичны клиентуре, а умение эффектно представить платье и убедить потенциальную покупательницу в правильности выбора также были ценными качествами. Ей даже прощались некоторые вольности на съёмках для журналов, она намеренно портила кадр неумелыми позами, если платье пришлось не по вкусу. И не играло роли, что фото должны были опубликовать в журнале "Vogue". Как уже говорилось выше, престиж "Вог" в те годы не был безоговорочным. Несмотря на то, что фотостудия издательства была отлично оборудованной для того времени, фотографы были лучшими художниками отрасли, модели не мчались на съёмку по первому вызову, и администратору мадам Диле́ нередко приходилось их уговаривать. Объяснялось всё просто: там платили не так много, а по меркам Хорста - вообще гроши. В его распоряжении было всего около десятка девушек. Снимали их в ночное время, чтобы успеть вернуть коллекционные новинки владельцам в их салоны. Первая фотография Люд в этом журнале появилась где-то в середине 1934 года, ничем особым не примечательная. Небольшая по размеру, в комбинезоне с шортами Vera Borea. Больше снимков из "летней" серии того года можно найти в других журналах. Там видно, что фигура у девушки аккуратная, без явных изъянов. Но руководство "Вог" предложило Федосеевой лечь под скальпель, посчитав её окружности слишком пышными, и она легко согласилась. Пластические операции довели параметры фигуры до 85-56-89, при росте 172 см. В дальнейшем это сделало её "дублёршей" Уоллис Симпсон, необыкновенно популярной в СМИ жены Эдуарда VIII. Правда, хирург неудачно уменьшил груди, и соски стали асимметричными. К счастью, это не сильно помешало развитию карьеры, и с 1935 года начали регулярно появляться великолепные снимки во всю страницу, в не менее великолепных нарядах Schiaparelii, Alix, Chanel, Molineux, Lucien Lelong, Balenciaga. Некоторые из них впоследствии стали классикой художественной фотографии, в частности изображения в модном тогда стиле art déco, напоминающие строгие белые облачения и антураж античной эпохи. Хорст был автором большинства снимков, помимо него Сесил Битон, Джон Роулингс, Андре Дюрст. Фото с Люд стали постоянно печатать и в американском "Воге", реже - в "Харперс Базаар". Две американские обложки (за 15 октября 1937 и 15 января 1938) и одна французская (декабрь-37) положили начало русскому списку "Vogue's cover girls". Попасть на "couverture" в то время было даже сложнее, чем сейчас, поскольку там преобладали рисунки. В частности, 10 из 12 обложек парижского издания "Vogue" за 1937 год были рисованными. Некоторые высокохудожественные фотографии Хорста с Люд использовались в качестве рекламы - не только одежды именитых Домов, но и, скажем, косметической пудры. Все фото, за исключением обложек, были чёрно-белыми, вообще цветные изображения внутри тогдашних французских журналов были редкостью. В 1938 году Федосеева с группой лучших манекенщиц Парижа стала участницей французско-американской рекламной кампании. Французский от-кутюр был слишком дорогим для американцев и нуждался в дополнительном продвижении. Всего было 14 девушек: 6 франкоговорящих, три русскоязычные, две шведки, по одной немке, англичанке, датчанке. Их снимали для кинохроники "Fox Movietone News" в Париже. Людмила представляла платье Пату с голыми плечами, и в прессе отметили её индивидуальность.

К концу 30-х известность Люд перешагнула модные круги, её заметила международная пресса, где её провозгласили "Мировой моделью №1", "Самой фотографируемой женщиной мира". Писали не только во Франции, в Европе, но и в США, Бразилии, в других странах. Журналисты с удивлением отмечали, что эмигрантка из России даже более растиражированная, чем американки, считавшиеся тогда безоговорочными лидерами в красоте лица, телосложения и в профессиональном мастерстве.

Финский журналист: "Мы все видели её много-много раз. Для миллионов читателей по всему миру эта особенная женщина изображалась на фотографиях то смеющейся, то искренней, то высокомерной, то сдержанной, то элегантной. Она - "женщина на первой полосе", рекламная модель для больших модных салонов, изображение которой часто встречается в прессе по всему миру. В Кейптауне её показали в великолепном купальнике, ведущий нью-йоркский журнал опубликовал её фотографию для рекламы новой пудры "Skin Powder", в Осло - журнал для рекламы последней модели лыжного костюма. Её фотографируют во всех костюмах герцогини Виндзорской, потому что они имеют почти одинаковые размеры. Огромное количество её фотографий, распространенных за последние несколько лет в журналах на пяти континентах, подавляет даже американских конкуренток."

Французский журналист: "Высокая стройная девушка, блондинка, иногда рыжая, или каштановая, с коротким носом, высокими скулами, калмыцким лицом, скорее соблазнительным, чем красивым. Люди, которые её встречают, думают, что узнали её, но не в состоянии назвать её имя или вспомнить. Где они её видели? В каком фильме? На какой сцене? На каком судебном процессе? Действительно, у неё нет имени. Она известна, и не известна. Её зовут Людмила Федосеева, короче м-ль Люд, и мы видели её повсюду, в тысяче аспектов, при этом её имя никогда не произносилось и не писалось. Мы видели её одетой в меха, в шёлк, в костюме, в шортах; сияющую драгоценностями, на демонстрации новых причесок, пробах косметических кремов, помад, пудр. Её сфотографировали 50 000 раз. Это не слава, это работа. Мадмуазель Люд - самая загруженная модель парижской высокой моды. Она позировала для всех больших Домов, во всех изданиях о моде."

В статьях писали, что Федосеева много курит (что для эмансипированной французской горожанки было нормой, даже в журнальных эдиториалах той поры можно встретить моделей с сигаретой). Но в остальном придерживается умеренного образа жизни: не употребляет алкоголь, рано ложится спать, любит ходить на пляж, в бассейн. Совершает длительные прогулки с любимой собакой-датским бульдогом по кличке Софи. Берёт уроки балета, чтобы поддерживать гибкость. Ходит в русскую православную церковь. Это отражено во всех публикациях. Сообщалось, что её обычный заработок в Париже в 1938 году - 10000 франков в месяц, в Лондоне ей платили 30 фунтов в неделю, а в США 25 долларов за съёмку в рекламе. В американском журнале эту зарплату охарактеризовали, как скромную, и добавили, что ей приходится в целях экономии ходить на обед в ресторан своего отчима. Выручало также то, что ей не нужно тратиться на наряды: модельеры сами дают ей любую одежду ради "ходячей рекламы". Для наглядности: её зарплата 1938 года лишь в 2 раза выше, чем у горничной в частном доме. Всё же со временем Федосеева стала более высокооплачиваемой, поскольку французская пресса парой лет позже сообщила, что её средний заработок - 600 франков в день, а в наиболее удачные дни бывало и 3000 франков.